Однажды вечером, придя с работы совершенно вымотанной (трудный выдался денек), Вероника грустно уселась перед аквариумом. Она сидела, подперев щеку рукой, долго смотрела на золотую рыбку. Так долго, что в глазах зарябило золотыми бликами.

         - Тебе хорошо. Плаваешь себе и плаваешь в свое удовольствие. Ни проблем тебе, ни забот. А тут всю жизнь горбатишься, а нет ни счастья, ни денег, ни простой благодарности. Обидно. Досадно. И грустно. Очень грустно. Когда же будет и на моей улице праздник, а? С фанфарами, фейерверками, цветами и шарами? И будет ли? Нет, не будет уже ничего. А если и будет музыка, то разве что похоронная. Потому что все хорошее уже позади. Остается только дожить остатки. А было ли это самое хорошее? Не было его. Разве что когда замуж выходила. Тогда был праздник. Очень короткий праздник. А потом опять трудности и заботы. Еще когда Игорек родился. И все. Остальное – рутина, тяжелый труд, безрадостная жизнь. Ну, может и не совсем так, конечно. Были светлые дни, пока Андрей был рядом, а теперь уж точно ничего хорошего нет и быть не может. Тебе хорошо – ты сама праздник. Вон какая вся блестящая, яркая и красивая, как новогодняя игрушка. А мне каково? А я ведь тоже живая, как и ты. И тоже хочу праздника. …Слушай, а ведь ты у нас золотая рыбка! Значит, можешь, нет, даже должна исполнять желания! Точно! 

Вероника тяжело вздохнула. А шут его знает… Может и было что-то такое, только воспоминаний не осталось. Разве что в раннем детстве, когда сердце охватывало необъяснимое и, как теперь кажется, беспричинное всеобъемлющее счастье. Да в замужестве случались счастливые дни. Она уронила руки на стол, а голову на руки. Жизнь – штука суровая и бессмысленная. И зачем приходим мы в этот мир? Чтобы вот так вот суетливо пробежать предназначенный тебе путь, выполняя некую миссию, на тебя возложенную кем-то, и сгинуть навсегда в вечности не оставив практически ничего после себя.

         Вероника сморгнула слезу с ресниц. Та упала на руки горячей каплей. Она протянула руку, включила бра над столом. Рыбка шевельнулась, блеснула в хлынувшем потоке света золотым слитком.

Музыка смолкла, танец закончился. Воспоминания погасли. Он проводил ее к стене, к тому месту, где она стояла. Сам остался рядом.

- Ты давно здесь? – спросила она только чтобы что-то спросить.

- Первый день.

- Да? – подняла она удивленные глаза, - Надо же. И я первый день.

- Я знаю, - опять улыбнулся он. И чего он все время улыбается? Чему так радуется? Или все же напрасно она его жалеет, и жизнь его совсем не так плоха, как ей привиделось.

- И откуда ты это знаешь, позволь спросить?

- Видел, как ты сегодня утром шла с причала с большой коричневой сумкой. Сам я приехал шестичасовым автобусом. Хотел тебе помочь, да поостерегся, что ты меня этой сумкой, да с обрыва в матушку Волгу и скинешь, как Степка Разин княжну.

- Ты не княжна, а я не Разин. И в Волгу я тебя кидать не собираюсь. Живи как живется. Просто удивлена немного, что вот так вот обстоятельства опять нас вместе свели.

- Да уж. Как говорится, хочешь не хочешь, но придется теперь две недели видеться и часто. Очень уж замкнутое пространство.

- А тебе, значит, не хочется? – усмехнулась она краем губ, - Ну, спасибо за откровенность.

- Мне-то как раз хочется. И очень. Я просто счастлив, что обстоятельства так сложились. Это я про тебя сказал, так сказать, озвучил твое пожелание.

- Спасибо, - сказала она, - только я пока и сама в состоянии озвучивать свои желания.

Ох, рано встает охрана. Она еще пару минут понежилась под одеялом, повздыхала, уж больно не хотелось выползать из теплой мягкой постели в эту промозглость и темень. Господи, теперь надо целый день носиться сломя голову, чтобы поздно вечером опять плюхнуться на мягкую подушку, укутаться с головы до ног пуховым одеялом и сладко забыться до самого утра. Лучшее время суток для Али – ночь, не надо никуда бежать, не надо ничего делать, спешить, можно, наконец, расслабиться и помечтать о чем-нибудь приятном. Например, о том, как она жила бы, если бы ее муж был американским миллионером и при этом внешне выглядел бы точной копией Антонио Бендереса. Она бы ему сказала: «Дорогой, ты ведь знаешь, что я так не люблю зиму. Почему бы нам не пожить месяца два на нашем острове в Средиземном море? Там сейчас так тепло и солнечно, все в цвету». Он бы мягко улыбнулся ей в ответ своей обаятельной улыбкой, нежно поцеловал в плечо и ответил: «Да будет так, моя любовь!».