Как давно это было. Тогда казалось, что впереди еще целая вечность и все самое главное и прекрасное тоже впереди. А оказалось, что самое прекрасное было тогда, а потом только суета и одиночество. Нет, конечно, были и другие встречи, другие праздники. Но все это было уже не то, на порядок ниже. И чем дальше от того вечера, тем мельче и будничнее становилась жизнь. И вот результат – от той энергичной целеустремленной и симпатичной девушки двадцатилетней давности осталась только бледная тень, а вернее, из той девушки получилась немолодая уставшая от жизни женщина, некрасивая, немодная, огрубевшая, и, в сущности, совершенно никому не нужная, даже сама себе. Вот она, расплата за гордыню, за гонор. Жизнь – строгий учитель и чем выше ты задираешь нос, тем больнее шлепаешься потом в самую лужу на потеху публике. Что ж, все правильно.

Погода на улице – чудо. Тепло, безветренно, снег мохнатыми комьями тихо опускается на землю. Я медленно бреду по улице. К стоматологу еще рано, поэтому я не спешу.

         Зашла в только перед новогодними праздниками открывшийся новый универмаг «Москва». Сразу у входа искусственный Дед Мороз с мешком за плечами маршировал и что-то невнятно говорил. Настоящая страшилка для малышей. Рядом огромная искусственная елка, вся обмотанная мишурой. Потолкалась по отделам. В обувном отделе взгляд привлекли серые замшевые туфли на шпильке. Померила – в самый раз. Решила: беру. Мои денежные запасы в последнее время стремительно таяли, но я нисколько не печалилась по этому поводу. В самом деле, что за глупость в моем положении копить деньги. В ближайшие годы мне не надо будет отваливать огромные суммы на учебу детей за неимением оных, не потребуется давать взятки на то, чтобы отмазать сына от армии. Не надо откладывать деньги на возможную свадьбу отпрысков. На юг или за границу я ни разу не ездила, и нет такого желания. На что мне денежные запасы? На черный день? У меня и так каждый день черный. 

Пока поднималось тесто, мы наготовили три вида начинок – капустную с мясом, картофельную с мясом и яблочную с изюмом. Пироги удались на славу. Я не удержалась и съела два куска – с капустой и с яблоками. Половину того, что осталось, съела Алька, остальное она погрузила в пакет и умчалась к дочери, на ходу бросив мне, что сейчас до крещения стоят святочные дни, и чтобы я погадала, что будет у меня в ближайшие дни. Не верю я в эти гадания. Ерунда все это, да и не умею я гадать. Тем не менее, чем ближе к ночи, тем все большее нетерпение охватывало меня.

Шел трамвай девятый номер, а в трамвае кто-то помер…

         Вообще то шел автобус, а вовсе не трамвай. И номер у него был не девятый, а двадцать второй. И, слава богу, никто не помер. Наоборот, все были живы и здоровы каждый в свою меру. И даже настроение у вех было более-менее ровное. Разве что один гражданин начальственного вида сидел угрюмо набычившись, да молодая пара на заднем сиденье сердито отвернулась друг от друга.

         Итак, шел автобус номер двадцать два, а в автобусе все были живы. А пассажиров было всего 12 человек, так как час пик миновал. В автобусе ехали только не работающие и не учащиеся в данный конкретный день. Работающим из двенадцати пассажиров был только угрюмый гражданин. То есть официально он считался находящимся на работе в настоящее время, хотя и только еще ехал к месту службы в автобусе номер 22. Но угрюмым он был не потому, что опоздал на работу. Он был начальником и, следовательно, мог явиться на работу в любое время. Или даже не явится вовсе, а молоденькая, явно робеющая перед грозным начальником, секретарша Люся отвечала бы всем его ищущим тоненьким голоском: «Он на объекте». Угрюмым гражданин был потому, что согласно своему высокому положению ему не подобало иметь вид легкомысленный и несерьезный, вот он и хмурился, чтобы выглядеть значительным и очень серьезным. Его настроение к тому же было подпорчено тем фактом, что сегодня ему пришлось поехать на работу в общественном транспорте, так как водитель Саша не смог завести служебную Волгу, видимо, что-то случилось с мотором. Конечно, угрюмый гражданин мог бы вызвать такси, но, будучи по природе прижимистым, решил доехать один раз на общественном транспорте, отгородившись от остальных пассажиров надменной угрюмостью, дабы, упаси боже, не приняли его за своего, за ровню.