Старый Новый год (часть 3)

Погода на улице – чудо. Тепло, безветренно, снег мохнатыми комьями тихо опускается на землю. Я медленно бреду по улице. К стоматологу еще рано, поэтому я не спешу.

         Зашла в только перед новогодними праздниками открывшийся новый универмаг «Москва». Сразу у входа искусственный Дед Мороз с мешком за плечами маршировал и что-то невнятно говорил. Настоящая страшилка для малышей. Рядом огромная искусственная елка, вся обмотанная мишурой. Потолкалась по отделам. В обувном отделе взгляд привлекли серые замшевые туфли на шпильке. Померила – в самый раз. Решила: беру. Мои денежные запасы в последнее время стремительно таяли, но я нисколько не печалилась по этому поводу. В самом деле, что за глупость в моем положении копить деньги. В ближайшие годы мне не надо будет отваливать огромные суммы на учебу детей за неимением оных, не потребуется давать взятки на то, чтобы отмазать сына от армии. Не надо откладывать деньги на возможную свадьбу отпрысков. На юг или за границу я ни разу не ездила, и нет такого желания. На что мне денежные запасы? На черный день? У меня и так каждый день черный. 

         С коробкой в пакете я стала пробираться к выходу. Обошла молоденькую девчонку, которая стоя посреди прохода кричала в мобильный телефон: «Я в Москве! В Москве говорю тебе! Как я здесь оказалась? Очень просто! Захотела и приехала». Дурочка, не может толково объяснить, что «Москва» – это всего лишь магазин, а не столица России. На улице глянула на часы и рысью на полусогнутых рванула в стоматологию.

         Придя домой, я в зеркало еще раз полюбовалась на два передних зуба, отремонтированных Виктором. За каждый я отвалила по тысяче, но оно того стоит. Выгрузила из пакета коробку с туфлями и еще одну коробку – на обратном пути домой я неожиданно для себя вдруг опять зашла в «Москву» и купила радиотелефон. Поймала себя на мысли, что в последние дни я вошла во вкус расточительства. С удовольствием убрала в кладовку старый телефон, а на его место водрузила новенький серебристый. Страшно хотелось есть, но еще не прошло два часа после лечения зубов. Пошла пока в душ, на славу потерла себя массажной перчаткой. Поглядела на себя в зеркало в ванной – на лицо явные результаты моих усилий: я заметно похудела, стала намного тоньше в талии, а лицо посвежело. Обрадованная, напялила на себя халат и опять пошла качать пресс.

         …Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь…

         Вечером заглянула Галина. Вдохновенно рассказала про вчерашний семейный обед у Володиных родителей. По ее рассказу, они оказались очень милыми интеллигентными  людьми. Все было чудесно и распрекрасно. Изумительно приготовленный гусь, фаршированный яблоками. Домашние пельмени, пирожки, салаты. Чай с собственноручно свекровью испеченным тортом. Прекрасная большая квартира. На семейном совете за столом торжественно было решено впредь дружить домами и часто встречаться.

         - Что ж, прекрасно, - порадовалась я, - Особенно немаловажно, что у них огромная квартира. Надо будет потихоньку выяснить, приватизирована ли она. И постараться в ближайшем будущем подвести бабку с дедкой к мысли, что неплохо бы оформить завещание на внуков.

         - Ах, о чем ты, - замахала на меня руками Галочка, - Пусть живут сто лет!

         - Пусть, - согласилась я, - А завещание все-таки не помешает. Да и кому им все нажитое оставлять, как не родным внукам.

         Потом Галина перекинулась на меня. Сказала, что я изменилась в лучшую сторону. Похвалила мой телефон. Я продемонстрировала ей новый костюм и туфли. Галина была в полном восхищении. Сообщила, что попросила свекровь записать меня на ближайшие дни в косметическую клинику, где у нее еще остались связи, на чистку и омолаживание лица.

         - Только с твоей головой надо что-то делать. У меня подруга – классный парикмахер. К ней запись на две недели вперед, но я попрошу, она тебя примет без очереди. Сейчас я с ней договорюсь.

         Галина минут десять потрепалась с неведомой мне Анжелой и договорилась на завтра на четырнадцать тридцать.

         - Сможешь? – спросила шепотом Галина. Я кивнула. Конечно, смогу. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. Не стоит останавливаться на полпути.

         И еще один день прошел. На завтра было тоже самое: зарядка, скудный завтрак, Виктор со своей бормашиной, магазины, спартанский обед, Анжела.

         Вечером я с намазанной физиономией сидела перед телевизором и смотрела комедию. Дурацкая, в принципе картина, но я хохотала. Наверное, потому, что настроение было хорошее. А хорошим оно было потому, что Анжела действительно оказалась классным парикмахером и сотворила с моей головой нечто, что ее совершенно преобразило. Сначала она сделала легкую химзавивку, а потом подстригла и покрасила мои волосы. На мое робкое: «А разве можно красить только что обработанные химсоставом волосы?», она категоричным тоном настоящего профессионала безапелляционно заявила, что в мире нет невозможного, главное, не сочетать несочетаемые вещи.  Когда в итоге я глянула на себя в огромное зеркала, то у меня даже рот открылся от изумления. Оказывается, при желании и некоторых усилиях даже из старой развалины можно сделать человека. На прощание Анжела заявила, что записала меня на тринадцатое на пять часов и что никому не доверит мою голову в этот день.

         Лежа в постели я долго не могла уснуть. Думала о Вениамине. Интересно, каким он стал? Может, такой толстый отупевший от заколачивания денег дядька. И глубоко плевать ему на мой костюм и мою прическу. Да какая разница, каким он стал. Зато я прекрасно помню, каким он был. Добрый, умный, очень чуткий, необыкновенно деликатный. Мне никогда не надо было просить его о чем-нибудь. Он первым догадывался, и не успевала я сформулировать свою просьбу или требование, как все было уже сделано. Я могла не глядя протянуть руку и быть уверенной, что он поймает мою ладонь своей большой надежной ладонью. Какая невосполнимая потеря в моей жизни. Как часто я сожалела об этом потом, но прошлого не вернуть. Было потом еще два-три претендента на мою руку и сердце, но это были такие убогие кавалеры, что об этих потерях я никогда не сожалела. Нельзя же всерьез считать неуклюжие ухаживания Николая, моего бывшего коллеги, за романтические отношения. Вспомнилось, как однажды мы неразлучной троицей гуляли в майском лесу, и Вениамин вручил мне букетик первых расцветших ландышей. А глаза у него были при этом как у преданной собаки. Ах, как я виновата. Перед Вениамином, перед Вероникой, перед их мамой. А в первую очередь, перед собой.

         Я вздохнула, перевернулась на другой бок. Что теперь делать? Что сделано, то сделано. Прошлого не вернуть. Сама усмехнулась над собой. Какая я стала покорная судьбе и обстоятельствам, знать, старость не за горами. Укатали годы Сивку-Бурку. Я вынула из-под одеяла руку и показала фигу в темноту. Потом подумала и показала еще и язык. «Хрен вам на палочке», - неизвестно кому заявила я, встала и тут же у кровати в темноте стала делать наклоны в стороны.

         И раз, и два, и три. И раз, и два, и три. …Тридцать один, тридцать два, тридцать три…Бег на месте, прыжки. Стало жарко, я подошла к окну, открыла форточку, встала на пуфик и выглянула в окно. Чистое звездное небо раскинулось над городом. Круглая, точно очерченная циркулем луна, смотрела на меня ясно и заинтересовано.

         - Чего пыхтишь? Хочешь за несколько дней наверстать то, что упустила за годы?

         - Хочу! – призналась я, - Очень хочу! Помоги мне. Как это у Пушкина: Месяц – братец, помоги...

         - Во-первых, я не месяц-братец, а луна-сестрица. Во-вторых, ко мне лучше обращаться с просьбами в новолуние, а сейчас полнолуние. В третьих, фиг с тобой, чем смогу – помогу. А пока иди, спи. В этот час только дураки, преступники, да больные не спят.

         И я пошла, легла и сразу уснула. Снилась мне смеющаяся луна, ухмыляющиеся звезды и танцующие на их фоне танго Вениамин с Никой.

         Утром я долго валялась в постели. Вставать не хотелось. Спала бы еще и дальше, но прямо надо мной так яростно стучали молотком и вгрызались в старенькие панельные стены дрелью, что я быстренько выпила кефир с хлебцом и ретировалась из дома. В первые дни наступившего года погода радовала тихими довольно теплыми днями и легким пушистым снежком, что сыпал и сыпал на дома, на землю, на прохожих. Мимо меня стайкой пробежали в ярких куртках девчушки-подростки с лыжами через плечо. Хорошо, должно быть, сейчас в лесу катить и катить по лыжне среди сугробов. Я прошла до конца нашей длинной улицы, свернула наобум и опять долго шла вдоль старых домов. Неожиданно вышла на проспект прямо к магазину «Москва». Зашла, сегодня в нем было пустовато. Только в одном отделе толпился народ. Подчиняясь инстинкту пошла в толпу. Оказывается, в отделе бытовой техники проводится акция предрождественских скидок аж до 20%. Мне ничего не нужно из бытовой техники, но я встала в очередь и пока она двигалась, все придумывала, что бы мне такое купить. Телевизор есть, пылесос тоже, телефон я только что обновила.

         - Вам что? – вежливо обратился ко мне молодой продавец.

         - М-м-м-м… - задумалась я.

         - Микроволновку, - догадался сообразительный парень.

         - Да, - обрадовалась я.

         С тяжеленной коробкой я еле дотащилась до стоматолога Виктора.

         - Ого! С очередной обновой вас, Тамара Алексеевна, - подмигнул мне Виктор, - Прошу, - он показал на кресло.

         Вернувшись домой, я решила сварить наваристый борщ. Диета – диетой, но хочется, блин, и нормальной жратвы. Борщ со сметаной я ела с причмокиванием и прихлебыванием. Навернув две тарелки и ничуть при этом не терзаясь угрызениями совести, я еле втиснула в себя еще и бокал кофе с изрядным ломтем адыгейского сыра, а потом с намазанной физиономией завалилась кверху пузом на диван, предварительно придвинув столик с телефоном. Незаметно для себя я задремала и видела чудесный сон: в огромном белом зале с зеркальным полом в желтом длинном платье из летящей ткани я танцевала вальс.

         Прошло еще четыре дня все в том же духе: диета, зарядка, стоматология, магазины, воспоминания. Настроение мое резко менялось – от мрачности и депрессии в щенячий восторг по поводу покупок и изменения внешности. Сходила я трижды и в косметический кабинет, где мне сделали шлифовку мелких морщин, чистку лица и питательную маску на основе плаценты. К моему удивлению эффект оказался довольно значительным. Предлагали мне сделать подтяжку лица или хотя бы силиконовые инъекции, но тут я стояла насмерть – хочу жить с натуральным лицом, что природой отпущено, то и есть. Молоденькая косметолог по доброте душевной дала несколько бесплатных советов по уходу за кожей. По ее совету я купила голубую глину и делала себе каждый день на лицо и шею маски. Я даже стала находить какое-то странное удовольствие в том, что раньше считала пустой тратой времени: утром после умывания наносила на кожу питательный крем и делала массаж лица, потом шла интенсивная зарядка, днем я делала маску из глины, вечером – дрожжевую маску. Обтирала кожу лица и шеи кусочками льда из травяных настоев. Вокруг глаз наносила специальный крем. Брови я чуть подщипала. Теперь, когда я вглядывалась в свое отражение в зеркале, мне уже не хотелось назвать то, что я вижу физиономией, рожей или, тем более, мордой - это уже вполне тянуло на гордое звание женского лица. А тело мое уже вполне можно было обозвать фигурой. Почему я столько лет не обращала на все это внимание? Не было стимула, не для кого было выглядеть красивой. Теперь у меня был стимул: я хочу, очень хочу, чтобы Вениамин и Ника увидели, что я еще не старая развалина, а вполне милая, не потерявшая вкуса к жизни, женщина и даже с некоторым шармом.

         - Вот так то! Вуа ля! - сделала я па перед зеркалом и пошла опять качать пресс.

         Вечером неожиданно прилупила Алька Николаева. Она старше меня на целых семнадцать лет, но для меня она просто Алька. Маленькая, живая как ртуть, неугомонная, она похожа на пацаненка. Не помню, какому советскому поэту принадлежат строчки: «…И глядит на вас в упор то ль старушка, то ль девчонка». Это в точности про Альку. Одевается она тоже соответственно – вечные джинсы, джемпера или рубашечки, из верхней одежды – неизменные куртка, кепка и кроссовки. Ходить спокойно она совершенно не умеет – несется как метеор, обгоняя людей, благо юркая. В общем, маленькая собачка до старости щенок. Год назад Алька ушла на пенсию, но мы с ней поддерживаем связь, довольно часто встречаемся, а уж по телефону обязательно каждую неделю докладываемся друг другу.

         Сначала Алька подмела все мои запасы продуктов в холодильнике, подъела все, что еще оставалось в кастрюльках, выпила неимоверное количество кофе с бутербродами (для меня всегда было загадкой - куда только все это помещается в ее тщедушном теле), затем сыто глядя на меня осоловевшими глазами икая заявила:

         - Валяй. Рассказывай.

         - Че рассказывать то?

         - Про свидание, которое тебе предстоит в Старый Новый год.

         - А ты откуда знаешь?

         - Разведка донесла. Не увиливай от темы.

         - Разведка, разведка, - проворчала я, - Галкой зовут твоего разведчика.

         - Ну, Галкой, и что с того. Костюм давай показывай, туфли, косметику. Новые шторы, телефон, микроволновку, покрывала я уже видала и по достоинству оценила. Что похудела, изменила прическу и помолодела - тоже вижу. Нормально. Молоток.

         С Алькой спорить – только нервы зря трепать. Я одела костюм, туфли и молча продемонстрировала ей. Кивком головы она одобрила мои обновы. Но это было не все: я опять переоделась и продемонстрировала еще одну обнову – синее, длинное, плотно облегающее мою фигуру платье, которое я по самой себе непонятной причине приобрела вчера, за что потом ругала себя на чем свет стоит: ну куда и когда я его одену, скажите на милость. На мою подругу это платье произвело неизгладимое впечатление: зрачки ее расширились, рот округлился, ее осоловелость как рукой сняло.

         - Дай померить, - категорично заявила она.

         Когда она предстала передо мной в этом платье, я едва удержала смех. Платье волочилось по полу, трепыхалось на ее тщедушном тельце как флаг на параде. В вырезе были видны выпирающие ключицы.

         - А что, очень даже ничего, - заявила она, внимательно разглядывая себя в трюмо, - Дашь одеть как-нибудь.

         - Не вопрос. Бери. Мне оно вряд ли когда-нибудь понадобится.

         - Отчего же. Его и одевай 13-го. В нем ты сексапель.., сексапуль.., сексапильная.

         - Подумаю, - чтобы отвязаться от нее, сказала я, - Давай теперь нуди про зятя, какой он подлец.

         - А то, - оживилась Алька, - подлец и есть. Представляешь, я ему как человеку говорю… - Далее шел обстоятельный рассказ про все прегрешения бедного Алькиного зятька, кстати, очень тихого и интеллигентного молодого человека. Разговор затянулся за полночь, так что она осталась ночевать у меня, что случалось довольно часто.

         Утром, чтобы не будить ее, я тихонько делала зарядку на кухне. Алька появилась в двери неожиданно – заспанная, с всклокоченными коротко стриженными волосами, она задумчиво смотрела на меня.

         - И долго так ломаешься?

         - Да не особо. Утром с полчаса, днем минут сорок и вечером полчасика.

         - Ну ты даешь! Тебе медаль «За упорство в достижении цели» присвоить надо.

         - Хочешь иметь талию – трудись. Не всем же везет как тебе. Ты хоть и жрешь как лошадь, но не в коня корм.

         - Кстати, о жратве. Завтраком кормить гостью дорогую собираешься?

         Я наспех сготовила завтрак из тех жалких крох, что еще остались после Алькиной ревизии накануне, и побежала на свидание к стоматологу Виктору.

         Вернувшись домой, я застала Альку, месящей тесто. Похоже, она решила еще задержаться у меня.

         - Пироги будем стряпать – заявила она, - Все-таки рождественские дни идут. Скоро сочельник, крещение.

         Пироги, так пироги. Правда я сразу заявила, что мне пироги пока противопоказаны. Алька по этому поводу спорить не стала и простодушно заявила, что мое дело – испечь эти самые пироги, а уж она найдет куда их пристроить, например, отнесет дочери и зятю.