Вернувшись домой с полной литровой банкой пахучих ягод, я насыпаю себе и маме полные миски веселых ягод. Мы посыпаем их сахаром, заливаем молоком и едим ложками. Сразу вспоминается мое детство – это было верхом блаженства, вот так есть ягоды с молоком и сахаром.

-         Мам, если я тебе сейчас не нужна, хочу сходить на кладбище, к папе. Галю не возьму, она боится покойников.

-         Сходи, конечно. Вася обрадуется. Я на троицу была, могилку подправила.

И вот я с букетиком васильков и ромашек, с куском пирога в пакете иду на наше деревенское кладбище. Оно находится за деревней в четырех километрах, так как на нем хоронят и покойников еще из двух соседних деревень. Это очень тихое и красивое место, вокруг растут березы, ягоды здесь невиданных размеров, но никто их не собирает здесь. Папина могила ухожена, мама высадила здесь ноготки и бархотки, памятник и ограда свежевыкрашены. Наклонившись, я вхожу за ограду, сажусь рядом с могилой на очень низенькую скамеечку и долго смотрю на папину фотографию. На ней он совсем молодой и веселый. Вспоминается, как он любил меня, совсем тогда еще кроху, сажать себе на плечи, и я гордо ехала на нем по деревни, и было очень высоко, немного страшно и весело. Работал он трактористом в колхозе, и я часто ездила с ним в кабине его Беларуси. Был он добрым и уважаемым в деревне человеком. Когда началась перестройка, он очень переживал, что идет прахом все, что было создано таким трудом. Стал замкнутым, начал много курить, болеть. А потом тихо ушел.

Я положила свое немудреное угощение в изголовье памятника.

- Ваш отец? – раздался негромкий голос сзади.

Обернувшись, увидела Серегина.

-         Да.

-         Вы похожи. А мне скоро уезжать отсюда. Вряд ли когда вернусь сюда, вот и решил оглядеться. А то кроме стройки и не видел здесь ничего. Я не мешаю?

-         Нет, что вы. Я собственно уже собиралась уходить.

-         Тогда пойдемте вместе. Покажите мне ваши примечательные места.

И мы пошли вместе. Я показала ему могилки своей бабушки и дедушки, что покоятся рядком за общей оградой. Потом мы долго гуляли по лесу, по полю. Я рассказывала и показывала, где раньше стояла мельница, где был ток и колхозные амбары для хранения зерновых, где мы школьниками любили зимой кататься с горы прямо на замерзшую речку с обрыва, и как однажды лед проломился и мы, три сопливых первоклассницы, чуть не ушли под лед. Рассказывала, как весело проводились раньше в нашей деревне гуляния, как всей деревней любили собираться в клубе, когда привозили новый фильм, особенно если это был индийский фильм, или приезжала с концертом из райцентра агитбригада. Серегин - благодарный слушатель, терпеливо слушает весь этот вздор, иногда чуть улыбается, иногда слегка хмурился. Взгляд внимательный, как будто я ему рассказываю бог весть что, мировые законы открываю.

- Дочка у вас славная, - неожиданно улыбается он, и улыбка совершенно преображает его, делая его намного проще и понятнее, - Всю жизнь мечтал о такой дочке.

Когда мы наконец расстаемся около нашего дома, он неожиданно целует мне руку и благодарит меня за экскурсию.

- До завтра, - улыбается Дмитрий Ильич., - Не забудьте об утреннем купании.

Как можно. Конечно, не забуду. Ведь эти совместные купания стали для меня главным событием дня.

- До свидания, Дмитрий Ильич. До завтра.

…Строчу на старенькой машинке «Зингер», шью себе летнюю юбку. Когда сегодня я разбирала мамин сундук с тем, чтобы просушить и проветрить вещи, то наткнулась в нем на очень симпатичный отрез ситца – по ярко голубому фону рассыпаны анютины глазки. Мама даже не сумела вспомнить кто, когда и по какому случаю подарил его ей.

         - Сшей себе или Гале что-нибудь, - сказала она, - мне, старухе, такой цвет не к лицу носить.

         Конфетка получилась, а не юбочка. Просто загляденье. Из оставшихся отрезков я еще соорудила себе и дочке по косыночке. Примерила обнову перед зеркалом. Выгляжу лет на 25, никак не на 35. Вообще замечаю, что за последние дни катастрофически молодею на глазах, как будто время для меня стремительно рвануло в обратную сторону. Решила, что пойду завтра утром купаться в новой юбке, и тут же устыдилась этой мысли.

         - Для кого решила нарядиться, девушка? – спросила сама себя, - Уж не для господина ли Серегина? Дмитрия Ильича? Стыдитесь, уважаемая. Вам не 25, не забывайтесь. Он тем более не мальчик. Взрослый, серьезный человек, у которого, конечно же, есть семья и наверняка уже взрослые дети, а может и внуки. И на юбочку вашу ему глубоко плевать. С высокой башни.

         Что ж, плевать, так плевать. Я ее сшила для себя. А раз такое дело, то пойду купаться в сарафане.

         Но купаться назавтра не получилось. Проснулась я от шума дождя. В окно глазам моим открылась безрадостная картина: все небо затянуто серым, никакого намека на просвет, сеет мелкий дождь, падает на листья, траву, стучит по скамейке под окном. Надо бы радоваться - дождик, конечно, очень нужен, но радоваться у меня не получалось. Что бы этому дождику не начаться хотя бы часиков после восьми. Ничего не поделаешь. Обидно, досадно, но ладно. Раз такое дело, будем печь сегодня пироги и читать до одури. Больше ничего не остается. Хоть бы завтра распогодилось.

         Мой заказ на хорошую погоду на следующий день был проигнорирован. Такой же мелкий противный дождь лупил по грешной земле. Я с досады  показала в окно небу кулак. Небо усмехнулось и показало мне в ответ большую фигу. Тогда я решила обратиться к нему по хорошему и попросила его очень учтиво: нельзя ли, мол, чтобы хотя бы завтра была хорошая погода.

         - То-то же, - сказало небо, - так бы сразу. А то некоторые кулаками грозить вздумали. Так и быть, знай мое великодушие.

         И погода на следующий день установилась с утра чудно-прекрасная. Я в сарафане и маминых галошах (землю то развезло) пошлепала на речку.

         Серегин сидел на бревне, курил, увидев меня, кивнул, бросил недокуренную сигарету.

         - Поплыли?

         - Поплыли.

         И мы поплыли.

…У доченьки моей навязчивая идея-фикс: она уже второй день грезит о шоколадном торте. Хочется ребенку вкусного. Ягоды, фрукты – хорошо, молоко – хорошо, но иногда желудку хочется и праздника. Я помню, например, что когда была беременна Галиной, тоже хотела то рыбу фаршированную, то голубцы, то яйца под майонезом. Впрочем, это, кажется, из другой оперы.

         В деревне нашей шоколадных тортов не бывает. В нашем продмаге слипшиеся пряники и отмокшие вафли – верх деликатеса. Поэтому я решила съездить в райцентр. Уж там торты наверняка можно сыскать.

         Вот уже минуть десять стою на остановке, жду автобус, который запаздывает. Около меня вдруг притормаживает серая Волга, дверца распахивается и господин Серегин собственной персоной как всегда не тратя лишних слов кивком приглашает меня в машину. Сажусь. Поехали.

         - Мне в райцентр надо, - спохватываюсь я. Он кивает. Я замолкаю, не мешаю человеку думать его наверняка серьезные и важные думы. В райцентр долетели мгновенно. Я прошу Серегина высадить меня возле гастронома, но он, не обращая на мои слова никакого внимания, везет меня дальше и притормаживает возле кафе.

         - Время обедать, - он как всегда лаконичен, - Прошу.

         Прикинув свою наличность с расчетом сэкономленных на автобусе средств, заказываю что подешевле – котлету с гречкой и какао. Он делает заказ куда солидней. Едим молча.

         - Почему вы все время молчите? – неожиданно спрашивает он.

         - Не мешаю вам думать – прямо отвечаю я.

         - Такая деликатность делает вам честь, - на его лице усмешка, - Расскажите что-нибудь.

         - Я рассказчик не очень.

         - Тогда расскажите что за дела привели вас сюда. Если это не секрет, конечно.

         - Какой там секрет. Просто Гале очень захотелось шоколадный торт. Я, кстати сказать, и сама большая любительница сладкого. За этим и приехала.

         - Очень хорошо. У меня тут дело небольшое, так что я могу вас и обратно подвезти. Вам тридцати минут хватит?

         - И даже меньше.

         - Ну и отлично. Встречаемся возле гастронома. И уберите кошелек – я вас пригласил, я и плачу.

         - Предупреждать надо, - рассмеялась я, - Я бы заказала обед пошикарнее.

         Через 25 минут с круглой коробкой, сквозь прозрачную крышку которой просматривались шоколадные вензеля, в одной руке и пакетом с грушами в другой я стояла около гастронома. Из-за угла выскочила Волга. Я села рядом с водителем, и мы поехали в свою Половинку. Вдруг в голову пришла мысль – как это здорово ехать в прекрасной машине рядом с надежным человеком, домой, к дочке и маме, с шоколадным тортом на коленях. Что еще надо для счастья? Больше ничего не надо.

- Завтра утром не ждите меня на речке, - прервал молчание мой спутник, - По делам мне необходимо съездить на несколько дней в Москву.

         - Хорошо, - ответила я, хотя подумала, что хорошего в этом, пожалуй, мало. Я уже привыкла к нашему утреннему ритуалу, мне его не будет хватать.

         - Но сегодня вечером я свободен, - продолжил он, - Вечернее купание не менее приятно и полезно. Не так ли?

         - Не так, - согласилась я и тут же поправилась, - То есть, так. И когда вы придете? – Я впервые назначала свидание мужчине, в молодости всегда было наоборот.

         - В 22-00.

         - Я приду. Ровно в 22 часа. Как немцы.

         Он кивнул в ответ, не глядя на меня.

         Оставшийся день прошел как во сне. Я думала только о вечере. Мне было уже совершенно ясно, что наши купания – это не просто совместное омовения тел: между нами уже есть невидимая нить, связывающая нас. Я втайне жду эти встречи, они стали мне необходимы. Что будет дальше? Неизвестно. Скорее всего, скоро нить эта прервется, как бывает очень часто. И я только иногда буду вспоминать этого внешне неприветливого замкнутого человека, к которому меня почему-то потянуло, но волею обстоятельств наши жизненные пути  разошлись, и я могу делать только предположения о том, что с ним сейчас, по каким просторам несет его судьба. Но мы еще идем параллельно, и пока я могу общаться с ним, узнавать какие-то подробности его судьбы и сторон души и даже влиять на развитие событий. Пока все в моих руках.

С восьми вечера я стала готовиться к свиданию. Как знать, может быть, это наша последняя встреча. Если он задержится в Москве больше, чем на две недели, то я уеду в город не дождавшись его. А там и стройка для него закончиться, он сам сказал нам с Галкой, когда водил по экскурсии, что отделочные работы будут производиться без него. Я одела поверх купальника открытую блузу бирюзового цвета, которая так оттеняет мои глаза. Одела новую юбку и даже навела легкий макияж – голубые тени на веки, несмывающуюся тушь, неяркую помаду. Слегка изменила прическу. Дочке и маме сказала, что пойду навестить мою бывшую одноклассницу Ольгу Липкину. Чтобы не искали меня, если я вдруг задержусь (мечтать не вредно, вредно не мечтать!).

И вот я как пятнадцатилетняя девчонка, таясь, задами огородов крадусь к речке, к «нашему» месту.

         Я вижу его издали, и сердце мое радостно подпрыгивает. Господи, что это со мной? Чего я себе нафантазировала, люди добрые? А всего то: человек пригласил меня поплавать вместе, чтобы ему не было скучно. «Спокойнее, Лариса Васильевна, спокойнее,» - сказала я сама себе и вышла из тени деревьев. Но скажите, как можно быть спокойной, когда видишь, как глаза человека радостно загораются при виде тебя, как его лицо, не привыкшее к улыбкам, расползается в стороны, не в силах удержать рвущуюся наружу радость. И я счастливо заулыбалась ему в ответ.

-         Добрый вечер, Дмитрий Ильич!

-         Добрый. Поплыли?

-         Поплыли.

Потом мы долго сидели на нагретых за день летним теплом бревнах на берегу. Уже темнело, было очень тихо и как-то торжественно. Я думала о том, что еще много раз потом буду вспоминать этот летний вечер, эту темнеющую в сумерках фигуру немолодого мужчины, что сидит рядом.

- Мы познакомились с моей будущей женой, когда нам было по двадцать, - тихо заговорил он, - Сразу поженились  и прожили целый год очень счастливо. А потом она заболела. Сначала стали плохо слушаться руки, потом ноги. Обратились к врачам и после нескольких месяцев походов по больницам, бесконечных анализов и консультаций у разных медицинских светил ей поставили страшный диагноз – рассеянный склероз. Еще через год она уже не вставала с инвалидного кресла. Но все равно я ее очень любил. Так мы прожили двадцать семь долгих и счастливых лет. Мне часто приходилось уезжать по своей работе. Она оставалась с домработницей. Но я каждый день звонил ей и при малейшей возможности мчался к ней из любой точки земного шара. А три года назад она умерла. Жизнь для меня остановилась. Я не понимал, зачем мне надо оставаться в этом пустом и бессмысленном без нее мире. Я очень хотел к ней. Мой друг силой заставил пройти меня курс психотерапии и кое-как я вернулся к прежнему образу жизни, к своей работе. Но суета меня стала раздражать, и я выбрал эту стройку подальше от мира. Решил построить последний в своей жизни объект и уйти от всех дел, заработанных средств мне хватило бы безбедно прожить остаток жизни где-нибудь в глуши. Я не предполагал тогда, что встречу здесь тебя и жизнь снова обретет смысл.

Он внимательно вгляделся в темноте в мое лицо.

- Мне надо съездить в Москву по поводу заключения договора на крупное строительство. Я скоро приеду, и мы все решим вместе, да?

Я кивнула.

- Обещай меня дождаться и не исчезнуть до моего возвращения.

Я опять кивнула. Слезы мешали мне говорить.

Он обнял меня за плечи и прижал к себе…

…Утром я по привычке проснулась рано, хотя спать легла только под утро. Можно было бы поспать подольше, на речку я сегодня не пойду, что мне там делать без него, но спать не хотелось. Я смотрела на танцующие в потоках света, льющегося из окна, пылинки. На душе было счастливо. Какое счастье, что все сложилось именно так. Как поется в одной старой песне: «представить страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь, не той бы улицей прошел, тебя не встретил, не нашел». Какие все же иногда коленца выкидывает судьба, вроде этого неожиданного зигзага, переворачивающего всю жизнь. И большое спасибо судьбе за этот зигзаг, низкий ей поклон до самой земли. А ведь действительно все могло бы быть совсем-совсем иначе. Если бы я не проявила характер и не настояла на отпуске, то сидела бы уныло сейчас над чужим отчетом в душной комнате, и знать бы я тогда не знала, что есть на свете такой Серегин и есть на свете такое чувство как любовь. Да-да, теперь я точно знаю, что это именно она. Никогда ничего подобного я не испытывала к мужчине, ведь нельзя же считать любовью то притяжение молодых тел, что было у нас с бывшим мужем и что очень скоро испарилось под гнетом быта. Сейчас вся моя душа, вся сущность моя были пропитаны этим человеком, и если бы вдруг его не стало, то, наверное, не стало бы и меня, так наши судьбы неразрывно переплелись. Дорогой Дмитрий Ильич, родной мой Дима, приезжай скорее!

И потянулись дни в томительном ожидании. Я готовила, стирала, мыла полы, полола грядки, варила смородиновое варенье, сушила сено, но мысли мои не близко - рядом с Серегиным в далекой Москве. 

Пошла последняя неделя моего отпуска. Я, конечно же, не уеду отсюда не дождавшись его. Ведь я дала слово. Но дела надо завершать. Сено мы с мамой и Галей в несколько ходок перевезли на тележке и сложили на сеновале – Маньке на зиму хватит. Варенье смородиновое, черничное и крыжовниковое на зиму заготовлено. Дома все перестирано и пересушено. Осталось последнее дело – выкрасить беседку в саду. Я смешала синюю и белую краску, получился изумительный ярко-голубой цвет, одела старое трико и футболку, повязала на голову старую косынку и приступила к делу. Накануне мы с дочкой целый день шкурили беседку, и теперь она стояла жалкая как старый ободранный кот.

- Ничего, голубушка, - успокоила я ее, - сейчас ты у нас станешь красавицей. – И я приступила к работе.

Краска ровно ложилась на дерево. Работать было приятно и легко. Я водила кисточкой, напевая себе под нос, и думала о своем. Сегодня приедет Серегин. Я это точно знала. Чувствовала. Вот выкрашу беседку и приведу себя в порядок, а то не дай бог застанет меня в таком виде и подумает: а на фига мне такая замарашка в заляпанном трико. Я засмеялась, так развеселила меня эта мысль.

- Я вижу, без меня тут не скучают?

Резко обернувшись, я нос к носу столкнулась с ним. В руке он держал чахленький букетик моих любимых ромашек. Как он здесь оказался, ведь здесь нет калитки? Через забор перепрыгнул, что ли?

Я предупредительно отстранилась, выставив вперед испачканные краской руки.

- Слава труду! – улыбается он.

- Ну, здравствуй, - улыбаюсь я в ответ.

Он садится на скамейку в еще не выкрашенном углу беседки. Похлопал ладонью рядом с собой. Послушно сажусь рядом. На душе хорошо и спокойно. Мир опять стал объемным и цветным, наполненным запахами, звуками, солнцем. Он, щурясь от яркого солнца, улыбаясь смотрит на меня. Я не в силах сдержать ответную улыбку. Так мы и улыбаемся друг другу молча  с добрую минуту.

-         Получил заказ на строительство в Алжире представительства одной весьма серьезной московской компании, - наконец произносит он, - Уже подписан договор. Я не был в Алжире, но думаю, что условия для жизни там не из лучших: должно быть, жара, пыль, бытовые неудобства, москиты разные. Поедешь туда со мной?

-         После такой рекламы не могу отказаться, - рассмеялась я, - Я поеду! Мы с Галкой поедем с тобой!