Добавить в закладки Карта сайта RSS лента

Осень

Осень.

 

         Когда Валентина услышала от своей близкой подруги о том, что ходят упорные слухи, якобы у ее мужа, Виктора, есть любовница, это было для нее громом среди ясного дня. Чего-чего, но такого она от Виктора никак не ожидала. В ее понимании любовник должен быть скользким как угорь ветреным типом, выглядеть как лощенный хлыст, с напомаженными прилизанными волосами, узенькими усиками, с наглым масленым взглядом, в дорогом костюме с искоркой, с хризантемой в петлице и тростью. Ее же Виктор был обыкновенным - спокойным, рассудительным, хозяйственным мужиком, с золотыми руками и таким же характером. Глава семьи, настоящий отец их 16-летней дочери, муж с восемнадцатилетним семейным стажем. И вдруг такой финт.

         И все-таки сначала Валентина не придала этому факту должного внимания. Конечно, царапнуло по сердцу, но тут же засомневалась, а подумав, успокоила сама себя: не может быть, ерунда, сплетни. Но когда она спросила его в лоб, было ли у него что-нибудь с некоей фифочкой по имени Маргарита, ни капли не сомневаясь в его ответе, что, мол, не было ничего, ни сном, ни духом, вранье все, брешут нехорошие люди, наговаривают, и вдруг услышала совершенно ошеломительное: да, все было, люблю другую, а раз ты все знаешь, то нечего и таиться, ухожу к ней. В тот момент Валя, пожалуй, впервые в жизни испытала шок. Она не закричала, не заплакала, не забилась в истерике, вроде бы даже ничто в ней не шелохнулось, только сердце как будто кто-то сильно сжал ледяной ладонью и долго не отпускал, так что ей показалось, что еще мгновение, и она умрет. И светлый день в окне вдруг померещился ночью. И потолок над нею вдруг уехал вбок, а батарея подпрыгнула и больно ударила ребристым чугунным боком по голове.

         …Она лежала щекой на холодном пыльном линолеуме и думала о том, что вот с нею случился обморок, но какой то неправильный обморок, без потери сознания. Сознание наоборот как-то странно обострилось и десятки дум одновременно думалось. О том, что как вот теперь растить одной без мужа дочь. О том, что оказывается, вся ее прошлая жизнь была неправильной, раз пришла к такому печальному финалу. О том, что уборку надо делать, вот под кроватью пыль лежит. О том, что Виктор ее и не любил никогда, и почему она была так уверена в обратном. И даже о том, что хорошо еще, что она успела сделать годовой отчет, а то как бы она его теперь делала в таком состоянии.

         А Виктор ничего этого не видел. Он в это время в соседней комнате укладывал в большую дорожную сумку свои вещи, чтобы покинуть этот дом навсегда. Уйти в другой, где его ждет любимая женщина с красивыми серыми глазами и красивым именем Маргарита.

         Валентина наконец с трудом встала, прикрыла челкой ссадину на лбу от батареи, оправила халат и пошла к Виктору.

         - Где мой серый джемпер? – спросил Виктор.

         - На балконе.

         - Что он там делает? – удивился муж (пока еще муж).

         - Сохнет. Я его выстирала.

         - Нашла время, - буркнул он.

         - Извини, я как-то не подумала, что ты можешь бросить нас с Алькой и уйти к любовнице. Отложи свой уход до завтра. К завтрашнему утру он высохнет.

         - Сложи мне его в пакет мокрым.

         - Сложу. Но только завтра. Тебе все же придется задержаться. Ты забыл, что завтра мы решили закупить картошку? Или это я должна ворочать мешки, грузить их в машину и потом ссыпать в погреб? Обеспечь нас с Алькой картошкой на зиму и иди на все четыре стороны.

        

         Так Виктор остался еще на один день. Спал он в комнате дочери на Алькиной кровати.

         На следующий день, как и было ранее сговорено с братом Виктора Аркадием, они втроем поехали за картошкой, удачно купили на рынке оптом десять мешков картошки, отвезли на грузовом такси в хозблок в их дворе и ссыпали в подвал. Два мешка картошки занесли домой и пересыпали в деревянный, утепленный пенопластовыми листами, ящик на балконе.  Валентина по быстрому отварила новой картошки, открыла прошлогоднюю банку маринованных огурцов, выставила мужикам начатую бутылку водки, собралась и ушла в магазин. Ей ничего не нужно было в магазине, просто не хотела быть дома сейчас. Наверное, подвыпивший Виктор сейчас рассказывает Аркадию, как ему надоела эта однообразная жизнь со старой женой. Как ему хочется все начать заново с молодой и красивой женщиной. Что ж, быть может, она сама виновата отчасти, что не сумела удержать мужа. Плохо ухаживала за собой, плохо ухаживала за мужем. Вот и результат. Было, почему-то больше жальче Виктора, чем себя. Ей проще, она остается дома, в привычной обстановке, с дочерью. А Виктору в сорок два года надо начинать все заново, приноравливаться к вкусу и привычкам малознакомого в сущности человека. А ведь не мальчик уже, и здоровьишко уже не как у двадцатилетнего. А этой молодухе плевать, она его жалеть вряд ли будет, загонит еще насмерть мужика. Это Валентина его жалела, попусту не гоняла, давала в выходной отдохнуть после трудовой недели, сама все старалась сделать. Вот и достаралась. Альку жалко. Она еще не в курсе. Сейчас у нее практика в другом городе. Звонит домой каждый день, но Валентина, разумеется, ничего ей пока не скажет. Чего раньше времени девчонку расстраивать. Приедет, сама все узнает.

         Валентина купила пачку соли, четвертинку черного хлеба (ей одной много не надо) и пошла домой. Она была уверенна, что ни никого не застанет: Аркадий торопился домой, им с женой надо еще в деревню к теще смотаться, а Виктор, конечно же, воспользовался ее отсутствием, чтобы слинять к Маргарите, прихватив свой любимый серый джемпер с балкона.

         Но Виктор был дома. Он домывал посуду, потому что терпеть не мог беспорядка и никогда не оставлял за собой грязную посуду.

         - Картошка куплена. Джемпер высох. Я могу идти?

         - Можешь. Тебя никто не держит. Но раз ты спрашиваешь – может быть, ты поможешь привезти с дачи банки с соленьями и вареньями? Тебе на машине сделать пару рейсов – раз плюнуть. А нам с Алькой потом две недели мотаться на автобусе, да банки эти тяжеленные волочить.

        

         Они едут в своих жигулях на дачу. Дача досталась Валентине от покойных родителей. Совсем недалеко от города и автобус ходит регулярно. В свое время Валентина совсем не радовалась этому дачному счастью. Считала только обузой. Всем говорила, что ни в коем случае не будет как дура торчать по выходным на участке кверху попой, копаясь в земле как навозный жук. Но как то быстро втянулась в огородно-дачные дела, тем более, что рука у нее оказалась легкой (видно, в маму пошла) и все, что она сеяла и втыкала в землю по весне, росло буйно и радостно, давая щедрый урожай. Прямо на даче на газовой плите варила она варенья, тут же солила огурцы и помидоры и умудрялась даже закатывать салаты и всевозможные приправы. В этом году уродилось видимо-невидимо яблок. С несчастных четырех яблонь народилось столько яблок, что и повидло и варенье наделали, и соков нагнали сорок литров, и вино яблочное сделали, и на зиму уложили в четыре ящика. Раньше проблем с доставкой не было: по мере необходимости Виктор садился за баранку и привозил все, что наказывала Валентина. Но теперь привозить будет некому и не на чем, поэтому пока есть возможность, надо перевести все домой и в погреб.

         Машина катит по дороге. Погода исключительная – ясно, солнечно и тепло. Но это уже последнее тепло. Октябрь. Синоптики предупреждают, что со следующей недели ожидается резкое похолодание и проливные дожди. «Вот и лето прошло, словно и не бывало». Вот и жизнь проходит. Вот и счастье ушло… Валентина вздохнула и посмотрела за окно, на строй берез, что росли вдоль дороги. Тонкие, стройные, все как на подбор, маленькие желто-ржавые листочки как новенькие юбилейные рубли. Красиво. Но грустно. Завтра воскресенье. Завтра она ничего не будет делать – ни готовить, ни убираться, вообще ничего. А зачем? Мужа нет, дочери нет. Для себя, любимой? Ей и так сойдет. Дел, конечно, куча, да плевать. А то за всеми этими делами просмотрела главное – человека. Хотя, собственно, что она должна была делать, чтобы не просмотреть? Лежать рядом на диване, смотреть бесконечные футболы и спортивные соревнования, поглаживая его по головке, да кормя с ложечки? Что случилось – то случилось. Главное сейчас для нее – выйти с наименьшими потерями из этой ситуации. А теряет она только одно – мужа. На квартиру он, похоже, не замахивается. Да и как ее делить: двухкомнатную хрущевку? К тому же эта квартира досталась Валентине от ее бабушки. Подруга Валентины Женька, которая проинформировала ее насчет Маргариты, сообщила, что у Маргариты однокомнатная квартира, в которой она проживает вдвоем с котом. Теперь будут жить втроем – Маргарита, кот и Виктор. Странно все это. Ее муж Виктор и вдруг какая то Маргарита. Странно.

         До дачи доехали быстро. Валентине за ее думами показалось даже, что мгновенно. Пока Валентина возилась с банками, укладывая их в коробки, перекладывая старыми газетами, чтобы не побились, пока наполняла пакеты морковью и свеклой, Виктор, чтобы не простаивать, взял лопату и пошел перекапывать участок. Валя права, надо по возможности помочь напоследок переделать дела, а то потом им с Алей достанется. Он копал ловко, хоть и не спеша. Виктор по гороскопу был тельцом, рожденным в год собаки, и поэтому был нетороплив, но основателен во всем. Терпеть не мог недоделанных дел. Они занозой сидели в голове и не давали покоя. Когда год назад Валя отправила его в санаторий отдохнуть и подправить свое давление, которое стало то подпрыгивать, то падать, и подлечить гастрит, то, встретив там Риту, он сразу почувствовал в ней родственную душу. Рита тоже была тельцом, и по гороскопу, и по духу. С ней было спокойно, неторопливо. Не то, что с Валей. У той все время аврал, все время тысяча неотложных дел, которые надо непременно переделать именно сегодня, именно сейчас, как будто последний день существует белый свет. Он привык к этому и если бы не встреча с Ритой, так все и шло бы дальше. Он по-своему любил Валю, очень любил дочку Алю, но любил теперь и Риту. Всех по-разному, но всех одинаково сильно. Жаль, что мораль современно общества не позволяет официально жить на две семьи. Он бы сумел не напрягаясь жить и с Валей и с Ритой. И все бы были счастливы. Хотя нет. Он бы сумел, Рита бы сумела, а Валя нет. Она максималистка, ей или все, или ничего. Со своим отношением к жизни ей и так нелегко приходится, а тут он еще нож в спину вставил. Виктору было тяжело от сознания, что он фактически предает жену и дочь, оставляя их один на один с проблемами. Он то начнет жизнь заново, а им каково? Тем более, что у Али сейчас переходный возраст, учеба в колледже на первом курсе далась нелегко, а он тут ей такую подножку ставит. Но, что делать, если все так сложилось, если карты так легли? Он копал и копал. Уже Валентина все сложила и погрузила в багажник и на заднее сиденье машины. Уже начинает смеркаться, а он все копает. Валентина вздохнула, взяла другую лопату и встала рядом. Глядя на них, никто бы не подумал, что эти люди собрались расстаться, так слаженно и красиво они работали, так гармонично смотрелись со стороны.

         Дома они все разгрузили, расставили в кладовке. Виктор часть банок унес в погреб. Валентина сготовила ужин, молча поели. Когда она убирала со стола, а Виктор мыл посуду, вдруг с горечью сказала:

         - Как я Альке скажу про тебя? Как обухом по голове девчонку. Ей сейчас поддержка нужна, а тебя бес в ребро ударил. Да и дел сейчас невпроворот. В ванной комнате ремонт надо делать, дверь на балконе утеплить, а то опять Алька мерзнуть всю зиму будет. Хотя бы сахар и муку по мешку с  базы нам привез, чтобы на зиму хватило. А потом – черт с тобой, вали на все четыре стороны, к молодой под бочок.

         В воскресенье было еще темно, и, следовательно, совсем рано, когда Валентину разбудил непонятные звуки из ванной. В ночной сорочке босиком она прошла к ванной, тихо приоткрыла дверь, заглянула. Виктор в старом трико и штопаной рубашке мастерком драил стены, снимая с них остатки старого клея. Еще весной кафельные плитки в ванной комнате стали отставать и отваливаться. Пришлось их полностью снять. Ванная комната с тех пор смотрелась жалко и неряшливо. Уже и новые плитки были закуплены, и два мешка клея стояло в кладовке, ожидая своего часа, но все руки никак не доходили до ремонта.

         - Ты что делаешь? – сипло произнесла Валентина еще не проснувшимся голосом.

         - Ремонт, - лаконично ответил муж, - не вам же с Алей потом плитки клеить. Свари мне кофе.

         Валентина сварила кофе как любил Виктор – чтобы крепкий, с молоком, много сахара, а сверху пышной шапкой пенка. Сделала бутерброды с маслом и сыром, позвала Виктора. Валентина посмотрела, как он с аппетитом ест, и вышла из кухни. Что ж, пусть поест напоследок в родном доме, пусть сделает ремонт в ванной. А потом пусть идет к Маргарите. Валентина не будет мешать ему начать новую жизнь. Пусть будет счастлив в той новой жизни, если сумеет. А они с Алькой постараются остаться счастливыми в этой жизни. Если сумеют. В чем Валентина была совсем не уверена. А если честно, то была уверенна совершенно в обратном:  счастье и покой лично ей уже не светит. Будет доживать дни. Только сейчас она остро поняла, как ей не будет хватать Виктора, как хорошо и светло было все раньше, как плохо и темно будет дальше. И почему она этого не понимала? Вот уж во истину: имея не бережем, потерявши плачем. И Валентина пошла обратно к своей постели плакать, зарывшись в подушку, чтобы не услышал Виктор. Она наревелась вволю, потом тщательно умылась на кухне, выпила кофе. Одела старый халат, повязала волосы платком и пошла помогать Виктору. И опять работалось им слаженно.

         К вечеру две стены были выложены. Ванна начинала приобретать благородные черты. Плитки были выбраны очень удачно:  до половины стены темно бежевые с разводами, потом бордюры с лилиями, а потом светло бежевые.

         - Если очень торопишься уйти, то иди, я сама доделаю, - неожиданно для себя произнесла Валентина. И не хотела, а вдруг сказала. И сама испугалась: дернул черт за язык, а вдруг действительно уйдет. Виктор промолчал, умылся, поужинал и пошел спать в Алькину комнату. В течение последующих пяти рабочих дней после работы они доделывали ванну. Работали практически молча. К выходным ванна была как новенькая: светлая, аккуратненькая, вся в бежевых тонах, вся праздничная как курсант на параде.

         В субботу с утра Валентина сходила в хозяйственный магазин, купила для ванной новую штору – бежевую с лилиями, новый светло-коричневый коврик и даже пару новых полотенец. Виктор тоже не сидел без дела. С утра на машине он сгонял на базу, привел два мешка сахара и мешок муки, потом снял с петель балконную дверь и стал утеплять ее.

         Валентина поставила тесто, испекла пиццу. Давно она не делала пиццу, большой любитель до которых был Виктор. Молча возилась на кухне, руки сами знали дело, и поэтому голова полностью была занята думами. А думала о том, что зря она Виктора держит. Решил идти, так пусть катит к своей Маргирите. Всех дел все равно не переделаешь. А так резину тянуть – растягивать расставание, то есть, растягивать боль. Лучше уж разом, отсечь одним ударом, поплакать и забыть. Забыть не получится - двадцать лучших лет жизни не вырвешь из жизни, как страницы из книги, - так хоть рана скорее затянется. Через десять дней приезжает Алька, до этого времени лучше, чтобы все разрешилось. Или она надеется таким способом оставить Виктора в семье? Подсознательно – конечно, надеется. Но умом прекрасно понимает тщетность этих потугов. Пусть идет с богом. Скатертью дорога. Усмехнулась, вспомнив рассказ Михаила Зощенко «Как жена не дала мужу умереть». Там жена узнав от мужа, что он тяжело болен и собрался умирать, завопила, что сначала пусть ее обеспечит материально, а потом умирает. Мужик, еле волоча ноги, каждый день ходил деньги добывать, и, в конце концов, за заботой да работой окончательно выздоровел и остался на этом свете. Так и она, Валентина, видно собралась мужа оставить рядом. В соседней комнате слышен стук молотка: Виктор работает, обеспечивает тепло дочери. А мысли, небось, рядом с разлюбезной Маргариточкой. И откуда она только взялась на их голову? Ведь надо же быть такой дурехой, чтобы лично, своими ручками, отправить мужа в санаторий. Женька ведь ее предупреждала, разные подобные случаи рассказывала, как мужья после санаториев да домов отдыха приезжали домой только для того, чтобы вещички собрать. Но Валентина отмахивалась, не слушала, была твердо уверена, что с кем, с кем, но только не с Виктором… Не зря говорится: ни от чего нельзя зарекаться.

         Валентина сунула в духовку картошку в горшочках, взялась за пиццу. Пусть мужик поест по-человечески. Еще не известно, какая эта Маргарита кухарка, да хозяйка. Наверняка будет ходить голодный, да не обихоженный. И надо ему с его зарплаты купить зимние ботинки, а то эти уже совсем развалились. Молодой жене будет не до ботинок мужа, наверняка все его деньги будет транжирить себе на бирюльки.

         Зазвонил телефон. Звонила Женька.

         - Твой еще не ушел?

         - Нет пока. Балкон утепляет Альке.

         - Хоть это догадался. Слушай, мне тут адресок дали: бабка колдует на возврат мужей, закрывает дорогу к любовнице. Нашепчет на соль, подсыплешь ее ему в еду и обратно приворожишь к себе Виктора. И не дорого берет. Пойдем прямо сейчас?

         - Не пойду я, Жень. Что будет, то будет. А то останется со мной, а думать будет о ней. И будет его душа рваться на части. Пусть идет, если решил.

         - Смотри, как знаешь. Тебе жить. Только, Валя, обижайся - не обижайся, но я так тебе скажу: кроме белого цвета и черного цвета в мире существует еще огромная гамма цветов и оттенков. Слишком уж ты прямолинейная, да бескомпромиссная. В твои то годы давно пора поумнеть.

         - Значит, не поумнела.

         - Да уж. В сорок лет ума нет – и не будет. Ну, как хочешь, подруга. Когда твой совсем уйдет – позови. Я примчусь тебя утешать, а ты мне будешь плакаться в жилетку. В себе держать беду нельзя, а то душа не выдержит и сердце лопнет.

         -Лады. Позову.

         Виктор все стучит. Уже и пицца испеклась и жаркое готово. Валентина сделала салат из последних помидоров, что собрали на даче, накрыла стол. Позвала Виктора обедать. Сама за стол не села, потом поест. Пора отвыкать от совместных обедов – ужинов. Пора привыкать к одиночеству. Набросила плащ, якобы пошла в магазин.

         Шла по ковру из опавших листьев, печалилась. Погода ей сочувствовала – плакала мелким как пыль дождем. Осень года совпала с ее осенью жизни, непогода с ее душевной непогодой. Впереди – зима, а значит, бесконечные студеные ночи, тоска, промозглый холод. И до весны – как до Америки. А весны в душе уже и не дождаться никогда. В общем, полная безнадега. Эх, жизнь наша – жестянка. А ведь еще совсем-совсем недавно, буквально несколько дней тому назад, ее жизнь кипела, планов было громадье и казалось, что впереди ее ждет много чего замечательного и распрекрасного. Ладно, чего уж там. Наверное, это временная депрессия. Все пройдет, как с белых яблонь дым. Солнышко еще выглянет. У нее осталось самое главное в жизни – Алька. Будут потом внуки, будет свет и в ее окошке. И все-таки ныло и ныло в груди, как зубная боль. Жить можно, но тошно. Зашла в гастроном, купила себе шоколадку. Говорят, что шоколад повышает настроение. Вряд ли ей поможет, но попробовать стоит. Выйдя на улицу, развернула обертку, отломила кусочек, сунула в рот. Жевала машинально, не чувствуя вкуса: чисто глина. Остановила проходившего мимо мальчишку лет семи: «Хочешь шоколадку?» - и, получив утвердительный кивок, сунула в его ладошку плитку.

         Едва вошла в квартиру, сразу почувствовала: Виктора нет. На полочке в прихожей лежали его ключи. Вот и все – ушел. Переделал все дела, дождался ее отсутствия, собрался и ушел. «У-у-у-у!» - завыла как больная старая волчица и тут же замолчала -  стало стыдно. «Вот и лето прошло, словно и не бывало. Мне не мало дано, только этого мало! Только – только – только - то-олько этого мало!» -  запела-закричала отчаянно бравурно. Скинула плащ прямо на пол в прихожей, в сапогах прошла в зал по ковру, плюхнулась с ногами на диван. Пододвинула журнальный столик, сняла трубку с телефона.

         - Женек, привет! Добрый день, говоришь? Кому добрый день, а кому и ночь беспросветная. Ушел мой! Совсем! Приходи слезы мои ясные вытирать, грусть-тоску мою развеивать. Купи вина по пути, гудеть будем! Фиг ли нам, красивым да одиноким! Жду!

         Лежала на диване, смотрела в потолок пустыми распахнутыми глазами. Было ясно – жизнь ее закончилась. Теперь будет жизнь после жизни.

         Женька примчалась мгновенно, Валентине показалось, что прошло не больше пяти минут. Подруга выставила на стол красивую бутылку какого-то вина, перевязанную коробку с тортом и полпалки колбасы.

         - Валя! – взмахнула она руками, - Ты почему ходишь по квартире в грязных сапогах? Это ты то, чистюля и аккуратистка! Не успел еще диван остыть после ухода Виктора, а ты уже покатилась в пропасть. Если так пойдет, то ты через месяц будет бомжихой, старухой и алкоголичкой!

         - Не буду, - успокоила ее Валентина, - Это минутная слабость. Я сейчас соберусь, и все будет как надо. Мне раскисать нельзя.

         - Вот именно! У тебя же Алька еще на ноги не встала. Да и ты у нас женщина не старая, в полном соку. Как говорится, жить, да радоваться. Ставь быстро чайник, режь колбасу, да рюмки доставай. Будем поправлять твое настроение.

        

         Через час, когда бутылка опустела, коробка тоже наполовину опорожнилась, две подруги сидели на диване рядышком полуобнявшись, голова к голове, и вполголоса пели: «Сняла решительно, платок наброшенный…». Слаженный дуэт резко оборвал звонок в дверь.

         - Кого еще черт принес? – недовольно пробурчала Женька. Валентина пошла открывать.

         На пороге стоял Виктор.

         Валентина растерянно посмотрела на него:

         - Ты что-то забыл? …Джемпер? – догадалась она.

         - Ключи я забыл от квартиры, поэтому и звоню, - сообщил Виктор, - Да вы я тут вижу гуляете на пару, - заглянул он в зал.

         - Гуляем! – подтвердила Женька, - А что? Имеем право!

         - Имеете, - согласился Виктор, - Что за праздник, если не секрет?

         - Именины у меня! – выпалила Женька, - Сегодня день святой Женьки.

         - Надо же, и такая святая есть, - удивился Виктор.

         - А в жизни чего только не бывает! – сообщила захмелевшая Женька, - Например, мужья после двадцати лет совместной жизни от жен к молоденьким переметываются. И при этом распрекрасно себя чувствуют. И глаз бесстыжих от людей не прячут, как будто так и надо!

         - Жень, притормози, - попросила Валентина и легонько подтолкнула Виктора в сторону кухни. Прикрыв за собой дверь, она спросила:

         - Так за чем же ты все-таки вернулся?

         - Ты знаешь, Валь, я чего подумал… Дел то еще недоделанных куча осталась. Ремонт на кухне – раз. Обшить балкон вагонкой – два. И потом, крышу у дачи давно надо перекрывать, а то не сегодня – завтра, начнет течь. Да дело и не в делах. Просто… В общем, Валя, никуда я не уйду.

         - А… Маргарита как же?

         - Мы с ней сейчас поговорили об этом. Она привыкла жить одна. А я привык жить с тобой и Алей. Да и вообще… Не знаю как сказать…Просто я, как собака, чувствую, что мое место здесь, рядом с вами. Если ты не возражаешь, я бы остался. Совсем. Ты ведь не возражаешь?..

        

Просмотров: 888 | Рейтинг: 3.0/2 | Добавить в закладки | Оставить отзыв

Поделись рассказом с другом:

Всего комментариев: 1
0  
1 Hoon   (18.02.2012 06:42) [Материал]
Sueproir thinking demonstrated above. Thanks!

Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]

Рассказ "Алле, гараж!" в журнале "Литературный Башкортостан" №32 г.Нью-Йорк
Рассказ "Лирическое отступление" в журнале "Наш семейный очаг" №12/13 г.Хабаровск
Рассказ "Cильная штука" в журнале "Литературный Башкортостан" №33 г.Нью-Йорк
Рассказ "Бремя славы" в журнале "Литературный Башкортостан" №34 г.Нью-Йорк
Рассказ "Счастье где-то рядом..." в журнале "Автограф" №8/9 г.Донецк
Рассказ "На рыбалке" в журнале "Литературный Башкортостан" №35 г.Нью-Йорк
Рассказ "Все просто" в журнале "Автограф" №10 г.Донецк



Счастье где-то рядом (часть 2)
Алле, гараж!..
Лирическое отступление (часть 2)
На рыбалке
Счастье где-то рядом (чать 1)



Литературный Каталог